Хроника 1845
Хроники русской православной
общины в Висбадене
1845 год
Первое празднование Рождества Хиристова в нашем приходе происходило весьма необычно. Великая княгиня Елена Павловна (до принятия православия — принцесса Фредерика Шарлотта Мария Вюртембергская) была очень обеспокоена тем, как её дочери, великой княгине Елизавете Михайловне, неудобно будет за границею отмечать православные праздники по старому стилю, особенно когда Пасха расходится с западной в несколько недель. И поэтому поручила отцу Иоанну Базарову спросить разрешение у правящего архиерея, не позволит ли он в Висбадене совершать православные праздники по новому стилю. Санкт-Петербургской епархией управлял в то время митрополит Антоний (Рафальский).»Принимая от него благословение при отъезде за границу, я высказал ему это желание великой княгини. На это он ответил: «так как вы будете служить там при великой княгине, то и делайте как захочет ея высочество»».[1]
Акварельный портрет великих княжон 1838 года.
Елизавета с младшей сестрой Екатериной и старшей Марией.
Художник Владимир Гау.
Заручившись разрешением митрополита, отец Иоанн разослал всем русским, проживавшим тогда во Франкфурте и окресностях, извещение, что Рождество Христово, новолетие и Крещение Господне будут в этом году справлять по новому стилю. Но великая княгиня Елизавета Михайловна была так больна,что не выходила из комнаты, а прихожане на сообщение иерея ответили, что в Рождество и новолетие по новому стилю в церкви их не будет, так как в эти дни «по-русски нет никаких праздников». Но 25 декабря юлианского календаря (когда отец Иоанн совершал празднование Крещения) они приехали отмечать Рождесто Христово.»Таким образом, эта попытка празднования наших праздников по новому стилю совершенно оказалась неудачною, и мне скоро пришлось возвратиться назад в счет недель по Рождестве, чтобы попасть опять на старый стиль».[2]
„ Больше Базаров по новому стилю не служил. Более того, когда в 1858 г. обсуждался вопрос о введении в России григорианского календаря, Базаров решительно выступил в защиту старого стиля, опубликовав статью в Санкт-Петербургских Ведомостях (1858. № 42), за что и «удостоился» гневного окрика А. И. Герцена в „Колоколе““ [3]
Среди прихожан, не выразивших сочувствия календарным новшествам молодого священника, был и Василий Андреевич Жуковский — знаменитый поэт-романтик, близкий друг Пушкина и Гоголя, наставник наследника престола (будущего императора Александра Второго), автор гимна Российской империи.
Портрет Жуковского работы немецкого
художника Фердинанда Теодора Гильдебранда.
1843 год.
В 1841 году Жуковский вышел в отставку с государственной службы и поселился в Германии. Знакомство отца Иоанна Базарова с поэтом произошло, по-видимому, осенью 1844 года. Напомним, что отец Иоанн был рукоположен в сан незадолго до отбытия в Висбаден и не имел ещё возможнисти совершать многих церковных треб.
«Как первые крестины для меня были в доме Жуковского, так и первая исповедь, которую мне пришлось совершить, была так же над ним. Я не забуду, как меня, молодого и неопытного духовника, подавлял собою авторитет этого тогда уже маститого поэта, которого мы изучали в школах, как одного из важнейших корифеев нашей отечественной литературы. Выслушав его глубокую, можно сказать высоко христианскую исповедь, я не мог ему ничего другого сказать, как сознаться в своей молодости и пастырской неопытности перед ним. В ответ на это он поцеловал мне руку, сказав: — «лучше этого урока смирения вы и не могли мне преподать».[4]
Это знакомство постепенно перейдет в близкое духовное общение.
16/28 января отца Иоанна срочно позвали к умирающей Елизавете Михайловне. Прибыв во дворец, он узнал, что великая княгиня разрешилась мертвым младенцем. Это была девочка. Находящийся здесь врач кинулся к отцу Иоанну со словами: «Делайте скорее ваше дело, иначе будет поздно». Когда священник, облачившись, вошел со Святыми Дарами, то застал великую княгиню в страшных конвульсиях и должен был уловить момент, когда она пришла в сознание, чтобы причастить Святых Таин. Несчастная спрашивала о своём новорожденном, её успокаивали, что с ребёнком всё благополучно. «Так в этой обманчивой уверенности на 19-м году и скончалась великая княгиня и герцогиня Нассау Елизавета Михайловна.» [5] Сейчас, когда с того трагичного дня прошло 170 лет и рухнули земные царстава, не столь существенны стали её громкие титулы. Важнее для молящихся в этом надгробном храме то, что при крещении внучка императора Павла получила имя Елисавета: в честь святой праведной Елисаветы, супруги святого Пророка Захарии, матери святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Святая Елисавета — сестра святой Анны, матери Пресвятой Богородицы.
19 янв./1 февр. тело великой княгини было перенесено из дворца в церковь на Rheinstraße , где в продолжении трёх дней над гробом совершались панихиды в присутствии герцога, всего двора и русского посольства. Затем усопшую перенесли во временное помещение в Mauritiuskirche. Сохранилась речь, произнесенная отцом Иоанном Базаровым в день погребения великой княгини.
Rede am Tage der beisetzung der Hülle Ihrer Kaiserliche Hoheit der Rechtgläubigen Frau Großfürstin Elisabeth
Michailowna Herzogin zu Nassau am 14/26. Februar 1845 über dem Sarge in der griechisch-russischen Kapelle;
gehalten von Johann Bazaroff, russischen Pastor.
Mauritiuskirche (Mauritiusstraße – Kirchgasse)
Здесь «в городской протестанской церкви ,где под органом устроен был род часовни», тела почивших находились до пожара , случившегося 27 июля 1850 года. Саркофаг спасли из огня мужественные жители Висбадена и он был перенесен в католическую церковь St.Bonifatius (сейчас Luisenstrasse 27)
Светлое Христово Воскресение в 1845 году праздновалось 15/27 апреля. Всю Страстную Седмицу находились в Висбадене Жуковский и Гоголь. Они посетили отца Иоанна. Знакомство отца Иоанна с Николаем Васильевичем Гоголем состоялось несколько раньше.
„Вскоре мне пришлось в семействе же Жуковского познакомиться и с другим нашим литературным художником Н.В.Гоголем. Это было время начинавшейся его нервно-нравственной болезни. Раз я получил от него из Франкфурта записку такого содержания:»приезжайте ко мне причастить меня, я умираю». Приехав на этот зов в Sachsentrausen (заречная сторона Франкфурта, где жил Жуковский), я нахожу мнимо умирающего на ногах, и на мой вопрос, почему он считает себя таким опасным, он протянул мне руки со словами: -» Посмотрите! совсем холодныя!». Однако мне удалось убедить его, что он совсем не в таком болезненном состоянии, чтобы причащаться на дому, и уговорил его приехать в Висбаден поговеть, что он и исполнил. Про этом случе, бывши у меня в кабинете и разсматривая мою библиотеку, он заметил и свои сочинения. -» Как!» — воскликнул он с испугом, -» и эти несчастыя попали в вашу библиотеку!». Это было именно то время, когда он раскаявался во всем, что им было написано». [6] (Деиствительно, через два месяца писатель бросит в огонь первую редакцию второго тома «Мертвых душ»).
Гоголь сжигает второй том «Мертвых душ».
Художник Александр Леонидович Москаленко. 1987 год.
Об этих апрельских днях известно так-же из письма Александра Степановича Жиряева (сын священника, профессор права в Дерптском унуверситете, криминалист). «Русскую пасху я встретил в русской церкви в Висбадене, где познакомился с двумя русскими знаменитостями — Жуковским и Гоголем. Оба приехали из Франкфурта говеть и разговляться. Последний намерен ехать в Испанию и Португалию… Гоголь в природе своей — противоположность тому, каким он является в своих уморительных повестях и комедиях: ипохондрик в высшей степени. Впрочем, он действительно не совсем здоров, хотя болезнь свою он уж слишком преувиличивает в своем воображении».[7]
Как известно, Николай Васильевич отправился не на пиринейский полуостров, а на аппенинский — в Рим. Но перед этим он посетил настоятеля русской православной домовой церкви св. Марии Магдалины в Веймаре протоиерея Стефана Сабинина. Так об этом вспоминала дочь отца Стефана — Марфа (напомним: двоюродная сестра Людмилы Базаровой):»Гоголь был очень нервный, движения его были живые и угловатые, и он не сидел долго на одном месте: встанет, скажет что-нибудь, пройдется несколько раз по комнате и опять сядет. Он приехал в Веймар, чтобы поговорить с моим отцом о своём желании поступить в монастырь. Видя его болезненное состояние, следствием которого было ипохондрическое настроение духа, отец отговаривал его и убедил не принимать окончательного решения».[8]
Чтобы понять, почему именно к протоиерею Сабинину обратился Гоголь по такому важному для себя вопросу как «желание поступить в монастырь», нужно несколько подробнее сказать об этом замечательном священнике, человеке огромной эрудиции. Степан (Стефан) Карпович Сабинин (1789-1863) происходил из рода Сусаниных. Pодился в семье псаломщика в селе Болота Воронежской губернии. Он окончил местное Духовное училище и гимназую, позднее преподавал в ней языки (имея к ним исключительную способность), а после окончания курса в Петербургской Духовной академии был оставлен в ней. В 1923 году Сабинин получил место священника при русской дипломатической миссии в Копенгагене и более 14 лет прожил в Дании. Круг его занятий был необычайно широк: богословие, история, археология, филология. Он перевел Библию на русский язык со своими комментариями, составил первый в России библейский лексикон (как и многие другие сочинения и переводы Сабинина, этот труд остался в рукописи и, очевидно, погиб во время пожара), написал исландскую грамматику и несколько работ по сагам, печатал статьи по русской филологии и русским древностям. Постоянный корреспондент Петербургской Духовной академии, деиствительный член Королевского общества северных антиквариев, Общества истории и древностей российских и ряда других. В 1837 году отец Стефан был переведен в Веймар и назначен духовником эрцгерцогини Марии Павловны (старшей сестры императора Николая I). [9]
В начале 1845 года Гоголь продолжает составлять рукописный сборник выписок из творений святых отцев и учителей православной церкви и сочинений современных духовных писателей , начатый им еще в Ницце в конце 1843 года. В этом сборнике есть и выдержки из письма протоиерея Сабинина «О почитании святых». То, что устремления Гоголя были в это время направлены к монашеству, свидетельствует и письмо графу А.П.Толстому, датированное 1845 годом:» Нет выше званья, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть когда-нибудь простую ризу чернеца, столь желанную душе моей, о которой уже и помышление мне в радость. Но без зова Божьего этого не сделать. Чтобы приобресть право удалиться от мира, нужно уметь распроститься с миром (…). Нет, для вас так же, как и для меня, заперты двери желанной обители. Монастырь ваш — Россия!» [10]
Вернемся к мемуарам Марфы Сабининой: «Он [Гоголь] исповедовался вечером накануне своего отъезда, и исповедь его длилась очень долго. После Св.Причастия он и его спутник [граф Александр Петрович Толстой] сейчас же отправились в дальнейший путь в Россию, пробыв в Веймаре пять дней».[11] (В Россию Николай Васильевич вернётся только в 1848 году, после поломничества в Святую Землю к Гробу Господню).
Это был уже июль, а вскоре отец Стефан получил известие из Висбадена от отца Иоанна Базарова. «В этом же году, 26-августа мы обрадованы были рождением нашего первенца Александра, для крещения которого я просил приехать дядю моей жены, протоиерея Сабинина, из Веймара. Так мне было дико самому крестить своих детей. Впоследствии, я не только сам крестил своего второго сына, но даже исповедовал свою жену. Практика заграничной службы скоро дала себя знать. Предоставленный самому себе заграничный священник принужден бывает решать дела самые затруднительные, на которыя в России ни один священник не решился бы без совета с местным владыкою или без разрешения консистории. Теперь еще есть телеграфы, посредством которых можно выпутаться из беды, а тогда нужны были недели и месяцы для получения ответа по спешному делу».[12]
Отец Стефан совершил таинство крещения 5/17 сентября, приняв на себя и обязанности крестного отца. Восприемниками стали так-же обе бабушки новорожденного: «Кафедрального Петропавловского Собора Протоиерея Иоакима Семеновича Кочетова, жена Мария Тимофеева Кочетова, и вдова протоиерея, Города Тулы Староникитской Церви Иоана Базарова, Анна Иванова Базарова».[13]